Введение

Мне очень приятно, и это большая честь для меня читать для вашей российской группы доклад по теории культурных комплексов, над которой я работаю уже почти 20 лет. Я хочу рассказать вам немного о базовой гипотезе, которая лежит в основе этого исследования и привести несколько примеров того, почему и каким образом эта теория может быть полезна. Это теория о том, как культурные комплексы оживают в групповой психике прошлого и современного общества, а также о том, как культурные комплексы живут в психике отдельных индивидов. На данный момент нами опубликовано шесть книг о культурном комплексе:

  1. Первая называется «Культурный комплекс» (The Cultural Complex) и включает в себя работы авторов со всего мира.
  2. Вторая книга посвящена Австралии и называется «Закладывание психики» (Placing Psyche)
  3. Третья книга посвящена Латинской Америке и носит название «Слушая Латинскую Америку» (Listening to Latin America)
  4. Четвертая посвящена Европе «Многие души Европы» (Europe’s Many Souls)
  5. Пятая посвящена США «Культурные комплексы и душа Америки Cultural Complexes and the Soul of America)
  6. А шестая, самая недавняя, посвящена странам Дальневосточного региона «Культурные комплексы Китая, Японии, Кореи и Тайваня» (Cultural Complexes in China, Japan, Korea, and Taiwan) .

На сегодняшний день более 90 авторов по всему миру внесли свой вклад в цикл, посвященный Культурному Комплексу. Это подводит нас к первому и главному теоретическому предположению этого проекта: Культурные Комплексы с одной стороны повсеместны и распространены в разных человеческих сообществах, а с другой стороны, и это наиболее важное заключение, проявление культурных комплексов уникально для каждой группы, места и времени. Таким образом, мы подтверждаем, с одной стороны, их универсальность, а с другой – специфику их проявления.

Особую историческую значимость для нас в Соединенных Штатах и для вас в России имеет то, какую важную и символическую роль Берлинская стена играла в создании и распространении культурных комплексов.  Падение Берлинской стены 9 ноября 1989 года – чуть более 30 лет назад – это водораздел в истории современного мира и в коллективной психике планеты.

Можно расценивать падение Берлинской стены как реальный и символический коллапс бинарного мировоззрения, в котором существовали две конфликтующие глобальные сверхдержавы – США и Советский Союз, — которое доминировало  в глобальной коллективной психике по меньшей мере последние 50 лет XX века, и которое уступило место для распространения бесконечной вереницы этнических, расовых, религиозных, гендерных, национальных и региональных фракций и культурных комплексов, которые возникли на мировой арене с их долгоиграющей враждой. Повсюду обездоленные и/или лишенные гражданских прав группы – будь то представители меньшинства и большинства  — призывают к справедливости, исцелению или отмщению, либо всем трем одновременно. Такое впечатление, что люди всех континентов попались в ловушку непрерывно подпитываемых бесконечных конфликтов, начиная от семейных и племенных стычек до межнациональной ненависти. Поскольку эти групповые конфликты наполняют взаимоотношения мощно-заряженными эмоциями на всех уровнях человеческих взаимодействий – от местных до глобальных – мы ищем объяснения, понимания и лекарства. Чаще всего эти поиски оставляют нас с ощущением бессилия перед лицом неуправляемой природы этих конфликтов. Географические теории, политические теории, социологические теории, религиозные теории и психологические теории дают частичное объяснение того, что же лежит в основе и поддерживает эти конфликты.

В течение последних нескольких лет я занимался тем, что, как мне кажется, является ключевым аспектом психологической природы конфликтов между группами и культурами. Это видение базируется на теории, которая существует уже 120 лет, и которую я применяю более систематически в новой области: это теория комплексов Юнга, которую он развивал в начале XXв. Современная версия и новое применение старой идеи Юнга не претендуют на получение ответа на вопрос, что же вызывает – или могло бы исцелить – групповой и культурный конфликт, но предлагает точку зрения, которая могла бы быть полезной некоторым из нас, когда мы задумаемся о тех силах, которые неизменно вступают в противоречие с большинством людских попыток привнести миролюбивый дух сотрудничества в бесконечную борьбу между группами людей.

Сейчас настало время или «Кайрос» — как называл его Рейнгольд Нибур (Reinhold Niebuhr ) – когда понимание того, что культуры всего мира одновременно уникальны и схожи, стало жизненно важным для благополучия, а возможно даже и для выживания всего мирового сообщества; пролить свет на то, что разделяет нас – это важный первый шаг. Большую часть того, что нас разделяет, можно понять как проявление автономных процессов в коллективной и индивидуальной психике, которые самоорганизуются в виде культурныхе или групповых комплексов. Культурные комплексы ровно настолько же реальны, ровно настолько же формирующи, ровно настолько же вездесущи, и ровно настолько же сильны в своем эмоциональном и поведенческом воздействии на индивидов и группы, как и личные комплексы. В самом деле, культурные комплексы могут быть самой сложной и стойкой проблемой, с которой нам приходится сталкиваться сегодня в нашей индивидуальной и коллективной жизни.

Карта психики Юнга

Цель сегодняшнего доклада – познакомить вас с базовой концепцией Культурного Комплекса.

Мы рассмотрим теорию, а также групповые и индивидуальные примеры того, как можно применять эту теорию. Ядром моей презентации является убеждение, что юнгианская традиция сделала важный вклад в изучение коллективной психики и ее роли в формировании социальной, культурной и политической жизни, а также то, что эта коллективная психика одновременно соединена и отделена от индивидуальной психики, которой мы уделяем столь пристальное внимание в индивидуальной психотерапии и анализе… Такой подход к коллективной психике повышает вероятность того, что мы сумеем найти такое психологическое отношение, которое позволит нам иметь собственные мысли и чувства в беспокойной череде коллективных событий, которые ежедневно бросают нам вызов.

Для начала давайте взглянем на карту психики, которую Юнг составил в 1926 году.

Пожалуйста, обратите внимание, что это карта психики, и это самый необычный способ рассматривать психику. Это не биология. Это не геология. Но здесь психика изображена таким образом, как будто она имеет биологическое или геологическое местоположение. Вы заметите, что Юнг поместил бОльшую часть психики «под водой», кроме нашего довольно слабого эго (А) и его связи с семьей (В), которую еле видно над водными глубинами. В юнговской геологической и эволюционной карте психики бОльшая часть психики находится под поверхностью воды или в бессознательном.

Те водные глубины, которые я бы хотел сегодня исследовать вместе с вами, часто называются «коллективная психика», бессознательные порции которой обитают в том, что Джо Хендерсон называет «культурное бессознательное». На этой диаграмме оно расположено где-то между С и Е. Именно к этому уровню психики Юнг обращается в 10 томе собрания сочинений – «Цивилизация в переходный период»  (Civilization in Transition). Обратите внимание на некоторые заглавия из этого тома:

  1. Вотан (Wotan)
  2. После катастрофы
  3. Швейцарская линия в европейском спектре
  4. Осложнения американской психологии
  5. Похожий на сон мир Индии

Десятый том открывает нам ту сторону Юнга, которая «взаимодействовала с внешним миром» в качестве любопытного путешественника и внимательного наблюдателя за культурными и психологическими отличиями между людьми и местами в разных частях мира. Эта та сторона Юнга, у которой были серьезные неприятности в связи с утверждениями по поводу национального характера и роста нацизма перед Второй Мировой Войной. Коллективная психика одновременно очаровывала Юнга и приводила его в ужас – и у него были на то причины, чему почти весь XX век предоставил убедительные доказательства.

Большую часть ХХв. Юнгианская традиция фокусировалась в основном на индивиде и процессе индивидуации. Коллективные события и коллективная психология рассматривались в рамках юнгианской традиции с большим подозрением, и главное ударение делалось на индивидуальном а архетипическом, а социальное и культурное часто относились к тени в нашей традиции.

Начиная со второй половины ХХ в. Некоторые юнгианцы начали более открыто выражать беспокойство по поводу социальных и политических конфликтов нашего времени и того, что они живут в коллективной и индивидуальной психике. В последнее время еще бОльше людей, следующих нашей традиции, заинтересовались культурными, социальными или политическими слоями психики, и в эту переменчивую эпоху теория культурного комплекса прижилась. С точки зрения Юнга мы можем рассматривать персональные комплексы, как фундаментальные кирпичики персонального бессознательного. Мы рассматриваем архетипы как фундаментальные кирпичики коллективного бессознательного. А теперь мы начали задумываться о культурных комплексах, как о кирпичиках культурного бессознательного и его проявлении через так называемую коллективную психику.  

Культурные комплексы

Понятие «культурный комплекс» было введено для того, чтобы позволить нашей юнгианской позиции эффективнее исследовать культурные и социальные уровни психики. Многих в нашей традиции интересует это уровень человеческих отношений, но наша теория и язык не дают пространства для подобной дискуссии. Дело в том, что этот уровень психики проникает во все аспекты нашего развития как индивидов и как обществ. Это часть нашей повседневной внутренней и внешней жизни. И нам нелегко говорить о дикости среднестатистического человека.

Язык архетипов в высшей степени скуден, когда доходит до описания более специфических и уникальных аспектов местности, времени, группы или культуры. Мы можем лишь бесконечно ссылаться на «героя» или на «тень» в своих объяснениях событий и психологических сил, пока наша психология не станет похожей на задворки любого городка в США, каждый из которых выглядит одинаково с его МакДональдсами, Уоллмартами и Старбаксами, за тем небольшим исключением, что юнгианские рекламные щиты назойливо расхваливают аниму/анимус, тень и самость. Если каждое коллективное повествование в результате оказывается про «героя» или про «тень», то что делает его уникальным или даже интересным?   Мы можем рассматривать коллективные комплексы как составляющие значительную часть «содержимого» коллективной психики и обитающие по большей части в культурном бессознательном. Эти комплексы создают контекст, уникальность и специфичность в пространстве и времени появляющемуся из бессознательного содержимому.

Теория культурного комплекса – это зеркало и расширение теории персонального комплекса, которую Юнг ввел в начале ХХв. Как персональные комплексы формируют содержимое персонального бессознательного, так культурные комплексы формируют содержимое культурного бессознательного. Я стараюсь использовать эту терминологию относительно точно, поскольку я верю, что понятная и логичная теория полезна для обеспечения рамок для понимания индивидуального в клинической практике или для структурирования наших мыслей по поводу коллективной психики и ее потрясающих особенностей в социальной и политической жизни. Большинство из вас знает, что теоретические мировоззрения Юнга – это сборная солянка из различных теорий, которые со временем создали структуру, архитектура которой не сильно отличается от небрежно построенного фермерского домика в штате Вермонт – со временем разные разделы теории были достроены и пристроены к базовой постройке.

Одни комнаты соответствуют одним юнгианцам, другие комнаты – другим юнгианцам. Например, для многих типология – это чрезвычайно ориентирующая теория, поскольку они пытаются отыскать полезные способы размышлять о различиях между людьми, особенно в межличностных отношениях. Многие бизнесы в США постоянно используют тесты, взятые из топологической теории, чтобы понимать и обучать персонал. В отдельной комнате этой юнгианской теоретической халабуды  помещается теория комплексов, которую я считаю чрезвычайно полезной   для понимания конфликтов внутри индивида, конфликтов между индивидами и конфликтов внутри и между группами. Я часто думаю о теории комплекса как о юнгианском эквиваленте теории объектных отношений. На протяжении последних десятилетий мы достраиваем «комнату культурного комплекса» в юнгианской теории, чтобы помочь нам понять содержимое культурного бессознательного, и мы тестируем наши гипотезы культурного комплекса в разных ситуациях по всему миру.

Что же такое комплекс? Каковы его характеристики?

Персональные комплексы проявляются в мощных настроениях и повторяющемся поведении. Они сопротивляются нашим самым героическим усилиям в сознательном, и они склонны собирать опыт, который подтверждает их предсуществовавший взгляд на мир. Комплексы – это психологический аналог вегетативных биологических систем, таких как те, что осуществляют переваривание или поддерживают кровяное давление. Активированный персональный комплекс может иметь собственный язык тела или тон голоса. Он действует под уровнем сознания; нам не требуется думать о комплексах, чтобы они осуществляли свои автономные процессы структурирования и фильтрации того, как мы воспринимаем себя и других.   Еще одна характеристика комплексов, изысканно сформулированная Джоном Перри, заключается в их биполярности, они склонны состоять из двух частей. (Джон Уир Перри «Эмоции и объектные отношения»   / John Weir Perry, “Emotions and Object Relations” Журнал Аналитической психологии, т. 15, №. 1, 1970, стр.1–12) Чаще всего, когда комплекс активируется, одна часть биполярного комплекса возникает из бессознательного и подсоединяется к эго, создавая то, что Перри называл аффект-эго, а другая часть проецируется на подходящего другого и становится аффект-объектом. Например, при типичном негативном отцовском комплексе сын-бунтарь неизбежно находит авторитарного отца в любом учителе, тренере или начальнике, который является подходящим крючком для негативной проекции.   Такая биполярность комплекса ведет к бесконечной череде повторяющихся стычек с иллюзорным другим, который может полностью соответствовать, либо же не соответствовать требованиям. В конце концов, комплексы можно распознать по упрощенному и незыблемому мировоззрению и месту, которое они нам отводят в ситуации, когда надо сдерживать напряжение между конфликтующими и сложно совместимыми друг с другом противоположностями, и без которых (без комплексов) эта задача была бы очень трудно выполнимой.

Одна коллега любит рассказывать о себе и хорошо иллюстрирует это психологический факт. Проведя день «сдерживая противоположности» в офисе со своими анализандами, она любит смотреть фильмы Джона Уэйна, в которых всегда четко понятно, где плохие парни, а где – хорошие. Она подчеркивает, что намного проще довольствоваться уверенностью, которую дает комплекс, нежели бороться с эмоциональной неоднозначностью внутренней и внешней реальности, которая непрерывно бросает вызов нашему эго.

Культурные комплексы структурируют эмоциональный опыт и действуют в персональной и коллективной психике во многом так же, как индивидуальные комплексы, хотя их содержимое может быть совершенно другим. Как и индивидуальные комплексы, культурные комплексы имеют тенденцию к повторению, автономности, сопротивлению сознанию и накапливают опыт, который подтверждает их историческую точку зрения. Также культурные комплексы имеют тенденцию к биполярности, поэтому когда они активированы, групповое эго идентифицируется с одной частью бессознательного комплекса, в то время как другая часть проецируется вовне на подходящий крючок другой группы. Индивиды и группы  в тисках определенного культурного комплекса автоматически начинают использовать общий язык тела и позы или выражают дистресс схожими соматическими жалобами или находят одни и те же стереотипные слова для описания точки зрения этого комплекса. В конечном счете, как и персональные комплексы, культурные комплексы предлагают упрощенный и непоколебимый взгляд на место данной группы в этом мире.

Как можно идентифицировать культурные комплексы? Как можно быть объективными, определяя, что можно квалифицировать как культурный комплекс? Это особенно сложно, когда ты активно вовлечен в социальный или политический конфликт: гораздо проще считать, что твоя группа права и объективна, а группа оппонентов одержима культурным комплексом.    Я уверен, что скоро мы начнем проводить в нейробиологических лабораториях эквивалент тестов на словесные ассоциации, связанные с культурным комплексом, с целью определения нейронных путей культурных комплексов, которые будут включать в себя специфические анатомические локации в мозге для идеации, образа, аффекта, памяти и поведения – причем все они будут кучковаться вокруг ядра архетипа.

Итак, для закрепления повторим некоторые черты и характеристики культурных комплексов:

1. Культурный комплекс проявляется в мощных настроениях и повторяющемся поведении – как в группе в целом, так и у ее индивидуальных членов. Высокозаряженная эмоциональная или аффективная реактивность – это визитная карточка культурного комплекса.  

2. Культурный комплекс сопротивляется нашим самым героическим сознательным усилиям и отается, по большей мере, бессознательным.

3. Культурный комплекс накапливает опыт, который подтверждает его точку зрения и создает хранилище самоутверждающих наследственных воспоминаний.   

4. Культурные комплексы функционируют непроизвольно, автономно и стремятся к упрощенной точке зрения, которая замещает повседневную неопределенность и неуверенность фиксированным, зачастую самоуверенным отношением к миру.  

5. Культурные комплексы имеют архетипическое ядро, т.е. они выражают типичные человеческие убеждения и зиждутся на первичных идеях о том, что является значимым, из-за чего им трудно противостоять, о них трудно размышлять и их трудно дифференцировать. 

При таких изменчивых ингредиентах нетрудно заметить, что культурные комплексы могут быть опасными, особенно в их способности замещать наше повседневное индивидуальное и групповое эго присутствием высокозаряженной отколовшейся личности. Эти субличности скитаются рядом с коллективной психикой  с собственными воспоминаниями, образами, мыслями, аффектами, мнениями, поведением, даже одеждой и позами, обычно они ведут себя тихо и расположены под поверхностью повседневности, но много не надо, чтобы они всплыли с целью отмщения или чтобы показать свою точку зрения, часто поляризуя и разделяя сообщество в связи с вопросами, которых они касаются.

Пример биполярной пары культурных комплексов – рождение 21го века 9/11/2001.

Культурные комплексы в действии на исторических примерах

В качестве пояснения отмечу, что я, скорее, знаток коллективной психики, нежели истории ислама и Запада. Поэтому пример, который я хочу привести – это своего рода результат «активного воображения» в связи с культурными комплексами ислама и западного мира, как они в настоящий момент представлены в коллективной психике. Начнем с картинки биполярной пары культурных комплексов, а потом разберем ее, чтобы наполнить ее содержанием. Взгляните на картинку, не пытаясь все в ней понять. Этот образ подготовила Диана Шервуд (Dyane Sherwood), чтобы проиллюстрировать эссе, которое я написал для Юнгианского журнала Сан-Франциско и которое называется «Бессознательные силы, формирующие международные конфликты: архетипические защиты коллективного духа от революционной Америки до конфронтаций на Ближнем Востоке.» В этом эссе рассматривается действие культурных комплексов в коллективной психике в международных отношениях – в данном случае, в конфликте между Западом и исламом.

Цель этой символической картинки – продемонстрировать разные уровни психической реальности, которые участвуют в конфликте – показать в виде коллажа, а не диаграммы, как работает расширенная мною модель психики, предложенная Юнгом в 1926 г. Прежде, чем углубляться в специфическое содержание картинки, давайте вернемся к Юнговской метафоре «древнего архетипического русла, в котором бурлит конфликт».  Мы все признаем, что древний поток конфликта между христианами, евреями и мусульманами снова клокочет, и этот бурлящий поток угрожает затопить весь мир. Можем ли мы сказать что-то об этой ситуации с точки зрения гипотезы о «культурном комплексе»?

Культурные комплексы могут иметь долгую память, и в них таятся очень мощные эмоции. Им присуще сильное чувство истории с течением времени от одного поколения к последующему и через многие поколения. Они бережно хранятся и запечатлеваются в сознании и бессознательном групп людей и в индивидуальной психике членов групп. Одновременно с этим, они переплетаются с культурными комплексами других групп людей. В самом деле, это переплетение и нагруженные аффектом энергии конфликтующих бессознательных культурных комплексов  могут сформировать предпосылки для того, чтобы события разворачивались с неистовством, сопоставимым с природными силами, показанными в фильме  «Идеальный шторм» (The Perfect Storm), когда климатические условия вдоль восточного побережья Соединенных Штатов уникальным образом сошлись вместе и вызвали небывалого размаха шторм.

Это не будет геополитической, психологической и духовной натяжкой сказать, что мы живем в такое время, когда редкая конфигурация клокочущих культурных комплексов выстроилась в такой комбинации, которая может запустить массовые деструктивные силы. Лучший способ понять, что мы прикоснулись к культурному комплексу – будь то группа или индивид — это эмоциональная реактивность, которую автоматически запускают конкретные темы. Именно так Юнг впервые обнаружил персональные комплексы – в его словесно-ассоциативном тесте эмоциональная реактивность слова-триггера вызывала нарушение реагирования, которое можно было измерить по времени.  То же самое можно сказать и о культурном комплексе. Признак культурного комплекса – это эмоциональная реактивность в ответ на слово-триггер, например, такое как «Дональд Трамп» или «Усама бен Ладен» или «война против террора» или «священный джихад» или «колониальная империя».

Взгляните на эту карту распространения ислама по всему миру после смерти Мохаммеда в 632 г.н.э. Эта быстрая экспансия мусульманского мира до халифатов покрыла обширные территории известного мира, включая части Европы. Неудивительно, что сегодня люди в Западном мире боятся создания мусульманских халифатов, точно так же, как люди на Ближнем Востоке опасаются очередных христианских крестовых походов.   Существует предшествующая история такой экспансии.

Культурный комплекс «Запад против ислама».

Но к 1492 году экспансия достигла своего пика. Когда я размышлял об исламе и Западе, готовясь к докладу на Международном Юнгианском Конгрессе в Барселоне в 2004 году, мне на ум пришла очень специфическая дата в испанской и мировой истории – дата, которую можно одновременно рассматривать как середину, конец и начало нескольких взаимосвязанных культурных комплексов, в тисках которых мы до сих пор пребываем. Это не просто историческая дата, скорее ее можно считать локализацией в пространстве и времени реального воплощения нескольких глубоких символических движений в коллективной психике, которые обрели форму в виде культурных комплексов (McNeil рис.1492 г. здесь – рис. 2:  McNeill 1963: 577).  1492 год – это год изгнания мавров и евреев из Испании и конец исламского присутствия  и доминирования в этой части Европы. Также 1492 г. был ознаменован открытием Америки испанскими кораблями под предводительством Христофора Колумба (хотя эта дата и не является вехой ни открытия Америки, ни торжества в культурном сознании или культурных комплексах нынешних американских индейцев).

Что завораживает меня в этой карте, так это то, что 1492 год можно рассматривать, как водораздел, ознаменовавший начало расцвета Запада и начало упадка ислама – параллельные и противоположные движения, которые происходят уже по меньшей мере последние 500 лет, и бурление которых угрожает поглотить нас сегодня.  Биполярность этого движения очевидна, убедительна, и наглядно показывает, как действуют культурные комплексы – т.е. как две группы оказываются вовлеченными в конфликтующие, противоположные и развивающиеся по спирали движения их взаимоисключающих магнитных полей.    Если взглянуть на географию развития этих конфликтующих культурных комплексов, становится очевидно, что ислам распространялся в основном по суше, а Запад двигался по морю. Выбирая морские пути, Запад объял весь земной шар. Выбирая сухопутные пути, ислам, похоже, оказался запертым на суше и его окружили с флангов. Я не хочу, чтобы вы подумали, будто я приравниваю происхождение культурных комплексов к географической экспансии и сжатию цивилизаций, однако очевидно, что 1492 год стал критической датой начала расцвета Запада и начала заката ислама, и стоит отметить, что синхронное смыкание даты и места помогли сформировать подходящие условия для генезиса мощных культурных комплексов.

C.  Культурные Комплексы ислама и Запада Сказать, что расцвет Запада – это ядро одного культурного комплекса, а ислам – это ядро другого, было бы, конечно, громадным упрощением. Например, есть многочисленные местные и региональные комплексы, которые попадаются в эти мега культурные комплексы. Например, на Западе, соперничество и ненависть между французами, немцами, англичанами, русскими и американцами раздувалось точно так же, как в исламском мире активировались междоусобицы между суннитами, шиитами, курдами и другими племенами – и все эти культурные комплексы – западные и исламистские – свелись вместе и создали условия для глобального «идеального шторма» от столкновения культурных комплексов.  Но если мы примем 1492 г. за поворотный момент, определяющий историю ислама и историю Запада, и давший начало двум очень разным видам культурных комплексов, мы можем набросать более широкими мазками характеристики этих культурных комплексов:      a. С одной стороны, 1492г. ознаменовал начало расцвета Нового Света с его «открытием» обеих Америк. В дополнение к Новому Свету, который обеспечил подходящий климат для создания ряда выдающихся ценностей, таких как демократия, свобода и святость индивидуального, он, также, дал начало особому типу культурного комплекса, который характеризуется- особенно в США с их относительной «новизной» на мировой арене следующими моментами:

1.  пристрастие к героическим достижениям

2.  пристрастие к высоте

3.  пристрастие к скорости

4.  пристрастие к молодости, новизне и прогрессу

5.  пристрастие к невинности (сноска: эти «пристрастия» хорошо задокументированы Майклом Геллертом «Судьба Америки: исследование национального характера» 2001г. (Michael Gellert, The Fate of America: An Inquiry into National Character, Brassey’s Inc., Washington, D.C., 2001)

6.  и, что наиболее важно, глубокое убеждение в устойчивости западного и в особенности американского коллективного духа, который может с легкостью превращаться в высокомерие и грандиозность.     b.  С другой стороны, 1492г. также знаменует начало отступление ислама с Запада и в течение последних 500 лет долгое и устойчивое снижение способности ислама взять инициативу в интеллектуальной, экономической и социальной сферах. Этот упадок мощи и влияния ислама привел к культурному комплексу в исламистском мире, а особенно в его группах радикальных фундаменталистов, которые можно охарактеризовать следующим образом:

1.  приверженность чистоте

2.  приверженность абсолютизму

3.  приверженность традиции

4.  приверженность неподкупности

Эти первые четыре характеристики культурного комплекса исламского фундаментализма довольно точно отражены в их биполярной противоположности, т.е. в культурном комплексе христианского фундаментализма в Соединенных Штатах. А следующие две черты, которые я хочу выделить, более присущи культурному комплексу исламского фундаментализма: 5.  отречение от материализма (было так пугающе символично и конкретно направить против Америки ее пристрастие к скорости, высоте и материальному успеху во время атаки на Всемирный Торговый Центр; или присудить первый приз на Иранском конкурсе недавно вышедшему мультфильму за лучшее изображение президента Дональда Трампа в пиджаке, сшитом из долларовых купюр, в галстуке из американского флага и волосами в виде языков пламени).        6. и, что самое важное, глубокая рана в центре коллективного духа, которая породила отчаяние и суицидальное саморазрушение. Многократное унижение лежит в самом сердце переживаний большей части арабского мира, и страх и ярость, вызванные этим унижением, составляют наиболее опасный центральный симптом исламского культурного комплекса. (Например, отстранение от власти Саддама Хусейна было воспринято многими представителями арабского мира, как очередное унижение арабов со стороны Запада, а не как падение безжалостного тирана).      Если смешать все эти ингредиенты, вы увидите, что у нас имеется поистине чудовищный рецепт для приготовления ведьмовской похлебки культурных комплексов, которая мобилизует огромные энергии в жизни наций и на групповом уровне психики индивида.   Эти пробужденные культурные комплексы могут активировать то, что я называю «архетипические защиты коллективного духа».

D.  Архетипические защиты коллективного духа   Когда происходит нападение на самую суть существования или на ценности группы, как это было в США 9 ноября 2001г., или когда разъедается самая суть существования или ценности группы, как это происходит с исламом в течение последний 500 лет, тогда, полагаю, архетипические защиты коллективного духа мобилизуются на защиту уязвимого и раненого коллективного духа, точно также, как по мнению Дональда Калшеда это происходит с персональным духом травмированного индивида. Эти архетипические или демонические защиты беспощадны и бесчеловечны. Демонические защиты часто направляют свою примитивную агрессию обратно на раненый дух группы, о чем свидетельствуют самоирония и самоочернение, укоренившиеся в юморе и самовосприятии внутри любых притесненных групп и меньшинств. Но столь же часто эти же демонические архетипические защиты коллективного духа могут обратить свою дикую агрессию вовне на кого бы то ни было или что бы то ни было, что может представлять угрозу духу, базовым ценностям или идентичности группы. Мне эта реакция видится автоматической, рефлекторной, и в каком-то смысле самой естественной для групповой психики, которая находится в тисках культурного комплекса. Те индивиды, которые становятся воплощением «архетипических защит коллективного духа» могут пытать людей в тюрьмах. Они могут обезглавливать людей. Они могут взрывать самих себя и других, не думая о своем личном существовании и о тех, кому случилось оказаться на их пути. Как агенты защиты раненого коллективного духа они не ограничены нормальными человеческими ценностями или волнениями. Они являются поистине безликими представителями группы и ее раненого духа.

Если рассматривать рост радикального исламизма  в рамках модели архетипических защит коллективного духа, которую я предлагаю, тогда исламизм и его террористическую программу можно понимать как проявление защитного паттерна в активизированном культурном комплексе. С этой точки зрения бен Ладен,  или Аль-Каида, или Талибан, или ИГИЛ (запрещена в РФ)

* (*ISIS — сокращенное название террористической группы «Исламское государство Ирака и Сирии») подобны демонам – в человеческом обличье, но ужасающе обезличенные инкарнации архетипических защит коллективного духа. Их исламистскую мечту о создании нового «халифата» можно интерпретировать как географическую проекцию желания восстановить раненый коллективный мусульманский дух через создание империи, выходящей за пределы национальных границ – возможно, перед их мысленным взором эта империя напоминает карту исламского мира 750 г.н.э. Травмированный коллективный дух мусульманского мира выстрадал несколько веков унижения перед лицом быстро расширяющейся западной цивилизации, которая захватила научную, технологическую и материалистическую инициативу, которая когда-то принадлежала мусульманскому миру. Но по исторической иронии глубоко раненый в своей коллективной самооценке мусульманский мир владеет крупнейшей долей мировой нефти, которая является предметом притязаний западной цивилизации.  Это прекрасный пример того, как культурные комплексы порождают культурные комплексы.

E.   Ось зла: культурные комплексы

Бен Ладен и Аль-Каида и ИГИЛ  (запрещена в РФ) возомнили себя отмщающими ангелами глубоко травмированного духа мусульманского мира – специфическим триггером их мести 9 ноября, очевидно, стал тот факт, что неверные американские войска остались на священной территории Саудовской Аравии после первой войны в  Персидском заливе в 1991 году. Одержимость одной группы культурным комплексом может автоматически запустить его биполярную противоположность в ее противнике, а посему исламистские фундаменталисты и их западные оппоненты бесконечно вертятся на этой кошмарной карусели.     Для многих на Западе исламистский фундаменталистские террористы стали демонами – Буш называл их «злоумышленниками». Буш нарисовал яркую картину этих злоумышленников, буквально связав их в единую глобальную «ось зла», куда входят Ирак, Иран и Северная Корея. Одновременно с этим для многих представителей мусульманского мира, а также для многих представителей западного мира Джордж Буш, как и самозваный бен Ладен, также стал архи-Демоном.  И именно в этой точке пересечения – там, где Демоны или архетипические защиты духа культурного комплекса одной группы запускают Демонов культурных комплексов другой группы – мы можем точно локализовать настоящую «ось зла», будь то демонические силы Шарона, выстроившиеся против демонических сил Палестины или демонические силы Трампа, выступающие против демонических сил Северной Кореи.     На этой отфотошопленной фотографии Дональда Трампа и Ким Чен Ына МЫ ВИДИМ, КАК ИЗОБРАЖЕНИЯ ОПАСНЫХ И НЕПРЕДСКАЗУЕМЫХ ЛИДЕРОВ МОГУТ СТАТЬ ЗЕРКАЛЬНЫМ ОТРАЖЕНИЕМ ДРУГ ДРУГА И СЛИТЬСЯ В ЕДИНОЕ УЖАСАЮЩЕЕ КОНЪЮНКЦИО В КОЛЛЕКТИВНОЙ ПСИХИКЕ, В КОТОРОЙ БИПОЛЯРНАЯ ПАРА, ФОРМИРУЮЩАЯ ОСЬ ЗЛА, ОКАЗЫВАЕТСЯ СРОСШЕЙСЯ ДРУГ С ДРУГОМ В ОБЛАСТИ БЕДЕР (ИЛИ ЛИЦА), КАК СИАМСКИЕ БЛИЗНЕЦЫ. Эти негативные расстановки поистине формируют ось, в том смысле, что прямая линия или связь нарисована между Демонами одной группы, защищающими ее священный центр, и Демонами противоборствующей группы, защищающими их священный центр. Такие  негативные расстановки  или оси создают условия для вспышек насилия и массовой деструктивности.

Трамп в значительной степени подтвердил принцип оси зла Буша. Проблема в том, что, связывая демонические защиты одной группы (США, Запада) с демоническими защитами другой группы (радикальный ислам, Северная Корея), культурное бессознательное в многочисленных группах дозревает до массового проявления деструктивности и зла. Из этих мощных негативных расстановок возникает «ось зла», которая зиждется на паттернах архетипической защиты взаимосвязанных культурных комплексов, например, фундаментального исламизма, фундаментального христианства и фундаментального иудаизма.

Как видно из радикального исламистского движения и реакции Запада на него (или, если смотреть с позиции ислама, как видно из расцвета Запада и реакции исламистов на него), культурные комплексы, которые запускают архетипический защиты коллективного духа, имеют тенденцию к долгим повторяющимся историям. В плане межгрупповых конфликтов христиане, евреи и мусульмане вовлечены в это уже 1200-2000 лет. Черные и белые в Америке вовлечены в это более 300 лет. Фрейдисты и юнгианцы втянуты в это почти 100 лет. Что делает комплексы, которые провоцируют эти конфликты, такими мощными, так это то, что они живут собственной жизнью, а не только в виде реакции группы на нападки на ее коллективный дух, а также то, что эти комплексы постоянно обитают на культурном уровне психики индивидуальных членов соответствующих групп.

  1. В верхней части рисунка мы видим абсолютное средство массового уничтожения, символизируемое атомной бомбой. Оно формирует фон всего конфликта в целом.
  2. В центре рисунка мы видим, как конфликт подогревается глубоким недоверием двух мировых сил, проецирующих архетипическую тень друг на друга   — в человеческом обличье они символизированы Джорджем Бушем и Усамой бен Ладеном, а на инстинктивном уровне это змеи. Эти противоположности отражают человеческий и архетипический уровни бессознательного.
  3. На культурном уровне бессознательного в самом низу коллажа можно заметить долгую историю столкновений цивилизаций между исламом и Западом, что проявилось в Крестовых походах.
  4. Архетипический и культурный уровни бессознательной психики буквально детонировали ужас событий 9 ноября и бомбардировку Багдада.
  5. Позднее они приняли форму более личностно идентифицируемые жестокие зверства, совершенные с обеих сторон.

Возможно, некоторые из вас помнят, как Джордж Буш вышел из президентского вертолета 16 сентября 2001 года и сказал: «Этот крестовый поход, эта война против терроризма займет какое-то время». Употребление слова «крестовый поход» затронуло многолетнюю память и аффекты, связанные со средневековыми войнами между христианами и мусульманами на Святой Земле. Эта обмолвка Буша из культурного бессознательного была рефлекторной и автоматической; за ней стояли века старой памяти. Крестовый поход – это ответ нашего культурного комплекса на священный джихад. Буш умудрился наступить на одну из самых опасных мин  в мире коллективной психики и преуспел в вовлечении двух цивилизаций в битву между добром и злом, используя одно-единственное слово.

И снова ось зла

«Ось зла» создается, когда культуры и их комплексы сталкиваются. Это может произойти где угодно – между Западом и исламом на глобальной шкале, между Израилем и Палестиной, между Россией и Соединенными Штатами, между Россией и Украиной, между Тайванем и Китаем, между демократами и республиканцами, MSNBC (американский кабельный телеканал) и Fox News (еще один американский информационный канал) в Соединенных Штатах, либо между двумя конфликтующими группами в институте Юнга. Этот коллаж демонстрирует в виде рисунка то, как истинная «ось зла» создает чудовищный танец разрушения, символизируемый сдвоенными змеями архетипических защит, конфликтующих друг с другом, когда совершается нападение на священный коллективный дух – в этом коллаже он символизирован образом полумесяца и мечетью для ислама, а также свечами для культуры западных христиан и евреев.

Когда совершается нападение на ключевые ценности, как это произошло 9 ноября или во время агрессии западных войск в исламских землях, архетипические защиты конфликтующих групп, возглавляемых фигурами бен Ладена  и Буша, генерируют самые ужасные переживания массового и персонального ужаса, за которым скрывается предельный символ современного уничтожения – атомная бомба. Жизни людей, культурные ценности и архетипические силы сталкиваются и соревнуются в коллективной психике.

 

Культурные комплексы в действии в психике индивида

Пример Культурного комплекса в психике индивида (Кэтрин Каплински / Catherine Kaplinsky)

Ниже приведен пример того, как культурный комплекс обретает форму в психике индивида. Это было отработано в связи с его персональными комплексами, и его история иллюстрирует, как они были высвобождены и дали энергию для индивидуации через трансформирующий опыт.

Этот человек, ныне покойный, был белым южноафриканцем, проживающим за границей, профессором европейского университета. Форма культурного комплекса проявилась в периодически повторяющемся сне, о котором он сообщил мне, своему другу, в письме в то время, когда в Южной Африке произошел переход от узаконенного расизма Апартеида к демократии в 1994 году:

Когда мне было между 35 и 40 годами, мне периодически снился один и тот же сон. Переживания во сне были всегда приятными. Сон был очень прост:

Маленький чернокожий мальчик, про которого мне известно, что он коса (Xhosa – народ, живущий в ЮАР), сидит на пляже. Пляж очень длинный и очень красивый, с сильным прибоем. Если смотреть на прибой с берега, то волны высокие, они набегают одна на другую. А выше прибоя воздух наполнен легкой дымкой. Мальчику примерно года 4. Он играет с кучей раковин каури, которые служат «рогатым скотом». Он помещает скот в крааль (африканский загон), сделанный из песка. Он счастлив. Меня в этом сне нет. Я не могу разговаривать с ним, я могу только наблюдать за ним…»

Этот маленький мальчик был для меня загадкой, и я долго размышлял о нем. Затем в какой-то момент у меня появились сильные чувства, связанные с моей идентичностью, которые как-то перемешались с тем, что я коса. И я вдруг осознал, что этот маленький мальчик каким-то удивительным недопустимым образом был я сам. Я думаю, что именно поэтому меня самого не было в этом сне, я был лишь наблюдателем, неспособным заговорить с маленьким мальчиком.

Почему я был маленьким мальчиком? Я обнаружил следующее: в раннем детстве я был с моей матерью и младшей сестрой в Ciskei, где мои дяди и двоюродные братья и сестры занимались фермерством. Мой отец был «на севере» в армии. В то время мои отношения с матерью были ужасными. Очевидно, что она завидовала моему детству, потому что ей хотелось, чтобы о ней самой заботились, и ее возмущала необходимость самой быть ответственным родителем.   Судя по ее желаниям и целям, она была конкурирующим ребенком… только взрослым, с большой властью надо мной. Я не помню значимой любви с ее стороны.

С другой стороны, меня любила и была для меня настоящей матерью Рози Нгвекази, которая была служанкой и няней в доме моей тетки.   Я зависел от нее гораздо больше, чем большинство южноафриканских детей может зависеть от своих чернокожих нянь, потому что моя мать не принимала участие в моем воспитании, и поскольку на самом деле моя мать причиняла мне боль и унижала меня.    Рози же любила меня и была единственным источником безусловной любви…

Когда несколько лет назад я это обнаружил, я испытал безграничную радость и свободу. Открытие, что меня  любили таким образом было, также, моим первым взрослым признанием того, что меня, как и любого другого, можно любить, и что это нормально любить самому.

Я пришел к пониманию того, что я не пользовался этим осознанием многие годы (оно пришло ко мне лишь в возрасте примерно 40 лет), потому что после возвращения моего отца  мы отправились в Кейптаун, где и дома, и в школе я находился в условиях жесточайшего расизма…Вся черная часть меня, которая появилась в Сискей, стала недопустимой. Я не мог позволить себе присвоить опыт общения с Рози. И хотя годам к 25-30 я избавился от большого количества расистского дерьма, которое в меня запихнули  в пост-Сискейские годы, но этот важный кусок остался. В конце концов он поднял фундаментальные вопросы. В то же время, поскольку любовь Рози была центральной для моего эмоционального выживания, я цеплялся за нее подсознательно через этот повторяющийся сон.

Я видел Рози в локации Фени, когда я ездил в Сискей две недели назад. Это была прекрасная встреча! Я смог отблагодарить ее за любовь, которую она мне тогда подарила. Она прекрасно понимала, как это было важно тогда, и осторожно дала понять, что она явственно видела непригодность моей матери. Она сказала, что это важно, что я вернулся, потому что я – коса, и потому что моя пуповина зарыта в Сискей. Я знаю, что она имела в виду.

Итак, вот твой сон. Постарайся извлечь из него максимальную пользу. Я разделяю все привычные причины для ненависти к Апартеиду, но у меня есть дополнительная собственная причина. Он не позволил мне располагать самым важным опытом из моего детства, поскольку сделал его недопустимым. Я не мог располагать центральной, черной частью самого себя. Этот сон мне больше не снится. Наверное, это потому, что теперь я располагаю реальностью. (Каплински, 2008)

Из этого сна и работы сновидца очевидно, как граница между культурными процессами и процессом индивидуации создала для него конфликт и стресс.      Сновидцу было необходимо «признавать» его опыт с Рози, чтобы быть верным самому себе, и в то же самое время ему нужно быть «отрекаться» от этого опыта, чтобы быть верным своей семье  и белой расистской культуре, в которой он родился. Однако затем он испытал негодование из-за того, что ему пришлось отречься от позитивного опыта с Рози. Это подтолкнуло его к его персональному путешествию.

Образовалось наслоение комплексов, расщеплений и теневых формаций. Сперва он описывал свою мать как «ужасную». Поэтому его младенческому я пришлось выстроить защитную структуру, функцию второй кожи, чтобы выжить (комплекс ужасной матери). Но он также искал подходящих реакций – телесных и эмоциональных — в другом месте и нашел их в Рози (комплекс позитивной матери). Позднее, поскольку он «принадлежал к» и взаимодействовал с белой референтной группой, он научился «отрекаться» от Рози, что вызывало чувство предательства и вины, которые базируются в культурном комплексе.  Таким образом, мы видим, как комплексы развиваются из замысловатой цепочки аффекта впитанного через мать, Рози и близких других, которые, в свою очередь, участвовали и были встроены в эту культуру.

Темы власти и зависимости проходят и сквозь персональные, и сквозь культурные комплексы. Сновидец описывает «огромную власть», которую его мать имела над ним, вынуждая его тем самым создавать защитные структуры. С культурной точки зрения там был интересный поворот. В то время как белые доминировали и контролировали черных экономически, они в то же самое время зависели не только от их труда, но зачастую и от их эмоциональной заботы – как было в случае с нашим сновидцем. Чтобы поддерживать статус кво, нужна была жесткая политическая структура, которая подпитывала культурные комплекс. Апартеид означает «отдельность», и, таким образом, значит ужесточение динамики «мы против них» в плане цвета кожи. Как мы знаем, все виды негативных проекций были направлены правящим белым населением против тех, у кого кожа была небелой. Цвет кожи запускал эмоциональную реакцию и был ключом к культурному комплексу.

Игра со скотом во сне была попыткой сновидца избавиться от того, что он сам назвал «расистским дерьмом, которое в него запихнули» и которое было частью культурного комплекса, в котором он жил. Это, в свою очередь, влияло на его персональные комплексы.

Раковины Каури были игрушечными коровами. Переход от каури к коровам особенно находчивый. Твердые защитные структуры раковин с женственной внутренней стороной превратились в более мягкие создания, которые взаимодействуют друг с другом и дают молоко и пропитание. Они также легко опорожняются, и у них менее прочная шкура. Поэтому в этой игре в коров каури/корова/комплексы смягчались и смещались, делая возможными экспериментирование и обмен. Сновидец находил способ дотронуться до скрытой уязвимой внутренней оболочки.

Особенно важен цвет каури, когда мы говорим о культурном комплексе эпохи Апартеида. Раковины каури бывают разными по цвету, но там, где сновидец играл на пляже, они были в основном смесью из белых с отметинами коричневого, черного или карамельного цвета. Коровы имеют схожую окраску, обычно более определенную – возможно, это обращение к крепнущему осознанию цвета у сновидца, а также его попытки ослабить комплексы, связанные с цветом кожи. Он написал: «все черные части меня… стали недопустимыми». Его младенческое я предположило, что он был черным и коса, как Рози. Таким образом, мы видим трансцендентную функцию в деле, производящую символы, где многоцветность на одной шкуре и у раковин каури, и у коров, помогла распутать и ослабить как персональные, так и культурные комплексы.

Комментарии к примеру, приведенному Кэтрин Каплински, сделаны Томасом Зингером.

Есть много способов рассматривать этот необыкновенный материал. Ниже я привел схематическую диаграмму, чтобы проиллюстрировать, как культурный комплекс действует в данном случае применительно к разным уровням бессознательного.

Комплексы (персональные и культурные) и архетипы (тень, великая мать и божественное дитя) взаимодействуют в повторяющемся сне профессора на чужбине и его последующей проработке. Цель этой диаграммы – помочь понять, как культурные комплексы формируются в психике и как энергия, в них заключенная, высвобождается и, таким образом, приносит индивиду глубокое чувство обновления. В данном случае это происходит благодаря процессам спонтанного активного воображения.

В коллективном бессознательном архетипические паттерны действуют как предпосылки того, как психика может формироваться и развиваться. Зерна полярных противоположностей берут свое начало здесь, включая тенденции к идеализации и очернению (расщеплению), также как энергии тени и потенциал для морали. Здесь же обитают потенциалы крайностей – Великая и Ужасная Мать, Божественное Дитя и т.п.

В персональном бессознательном этого человека мы находим противоположности в действии, когда он описывает свою мать как «ужасную», а Рози – как «единственный источник безусловной любви». «Вся ужасная», «вся властная» мать в его семье привела к создание защитной структуры второй кожи, как раковина каури. Позднее он нашел в Рози «великую и позитивную мать», и она существенной частью его процесса индивидуации с мощными культурными включениями.

Культурное бессознательное вошло в игру, когда позитивный опыт с Розой был отвержен. Любовь Рози была затенена негативным культурным комплексом, который соединился с теневыми проекциями эпохи Апартеида.

Игра в коров – или с каури – это игра, которая запустила и символизировала движение психических энергий  с одного уровня бессознательного на другой, и в конце концов привела к глубокой трансформации психики. Бессознательная память/энергия «Позитивной Великой Матери» в течение десятилетий была затенена  порочным союзом с «Тенью» Апартеида и обитала в негативном культурном комплексе на уровне культурного бессознательного. Это слияние позитивной матери и культурной тени в культурном комплексе, в конце концов, разрешилось, и энергии, которые хранились внутри негативного культурного комплекса, были высвобождены и стали доступны сознанию для достижения других целей. Подавленный опыт любви со стороны Рози, который мог бы сформировать позитивный материнский комплекс, теперь стал доступен сознанию благодаря образу мальчика коса из сновидения, а хватка персонального негативного материнского комплекса ослабла. Таким образом, стал возможен новый опыт эго и его идентичности, и стало возможным восстановить то, что иногда называют осью эго-самости.

  Заключение Мы выставляем странные зеркала для себя и для других, когда начинаем исследовать культурные комплексы, как часть нашего индивидуального и группового развития. Наши культурные комплексы спутываются не только с нашей личной историей и комплексами, но также и с другими культурными комплексами. Если мы не будем тщательно разбирать наши культурные, а также персональные комплексы, мы придем к тому, что, как минимум бессознательно, будем чувствовать ответственность и будем идентифицировать себя с или будем травмироваться событиями, которые принадлежат скорее нашим культурным комплексам, нежели персональным комплексам. Неспособность рассматривать культурные комплексы как часть работы по индивидуации ложится тяжелым бременем как на персональные, так и на архетипические области психики. Колоссальная психическая энергия индивида и группы может быть связана бессознательными культурными комплексами, естественным проявлением которых являются внутри- и межгрупповые конфликты.   Концептуализация трудноустранимых групповых конфликтов (даже таких как между исламом и Западом) в плане культурных комплексов позволяет нам использовать наш столетний опыт теории комплекса. По меньшей мере, из нашей работы с персональными комплексами мы узнали, что для комплексов нет быстрого лечения и легкого разрешения; нам известно о накапливании стереотипных воспоминаний и поведения, которое нарастает вокруг любого комплекса; и мы готовы к кажущейся бесконечной автономии и  досадной бессознательности комплексов. Говоря о разрешении персональных комплексов Юнг предупреждал: «Комплекс можно преодолеть лишь если прожить его по полной. Иными словами, если мы хотим развиваться дальше, мы должны притянуть к себе и испить до мутного осадка на дне то, что благодаря комплексу мы удерживали на расстоянии» (Юнг 1954/1959, т. 9: 184: 98-99).  Применяя эту же мудрость к культурным комплексам и к недавнему опыту в Сирии, Афганистане, Англии, Соединенных Штатах, России и ряде других горячих точек мира, нам необходимо «испить до мутного осадка на дне» наши культурные комплексы. Формулирование этих феноменов в рамках культурных комплексов – это мощный рецепт, а не панацея; но это позволяет нам оценить и предоставить больше пространства в индивидуальной психике, которое не принадлежит ни персональному опыту, ни архетипическим глубинам, и позволяет нам работать в направлении более глубокого понимания роли культурных комплексов в структурировании психологических реакций индивидов и групп перед лицом конкретных конфликтов. А что, по-моему, еще более важно, теория культурных комплексов и их архетипических защит коллективного духа предполагает, что Юнг был не в полной мере прав, когда говорил: «…в наше время особенно мир висит на волоске, и этот волосок – это человеческая психиа» (Юнг 1977: 303). В этом выдающемся первичном инсайте упущен важный момент. Судьба мира, на самом деле, не висит на волоске индивидуальной психики. Скорее, возникновение теории культурных комплексов предполагает, что понимания индивидуальной психики через ее бессознательное недостаточно. Группе придется развить бессознательное своих культурных комплексов. Возможно, каждая раненая культура, будь то балканцы, американцы, русские, черные, белые, палестинцы, израильтяне, иракцы, католики, евреи, юнгианцы, фрейдисты, мужчины, женщины (этот список бесконечен, как только начинаешь рассуждать в рамках культурных комплексов) должна научиться пить до дна свои собственные комплексы, а также комплексы своих соседей, союзников и врагов. Чтобы успокоить архетипические защиты коллективного духа, сама коллективная психика и ее часто травмированный, иногда незрелый или чахлый дух нуждается в индивидуации, и это не есть работа для отдельно взятого индивида или только для анализа.