МИР ФИЛЬМОВ «АНИМЕ» И ОТРАЖЕНИЕ В НЁМ ТРАВМЫ РАННЕГО ВОЗРАСТА

 

Пачколина Анастасия Владимировна

Детский клинический психолог-психоаналитик

Аналитический психолог

г. Самара

 

Сюжеты фильмов аниме знакомы многим, в особенности тем, кто имеет близкое отношение к подросткам. Именно аниме легло в основу современной подростковой субкультуры.

Японская анимация стала активно развиваться после Второй мировой войны, в достаточно непростой для Японии период, когда война и поражение в ней привели к нарушению идентичности в сознании самих японцев. Необходимо было с одной стороны, интегрировать западную культуру, которая стала просачиваться в жизнь закрытой Японии, с другой — сохранить собственный культурный пласт и традиции восприятия эстетики. Изначально большая часть фильмов аниме была рассчитана не на детей, а на подростков и взрослых, а самый первый фильм посвящен  повествованию об исторических событиях.

Интересным является то, что во всем мире в основу мультфильма закладывают сюжеты сказок, комиксов или фильмов, в Японии же аниме является первичным источником. Учитывая особенности японского менталитета, создатели уделяют большое внимание к деталям, стремясь к символизму, многогранности смысловой нагрузки. Художники придерживаются определенной цветовой эстетики. Цвет глаз и одежды героя аниме – это рассказ о его личности, с учетом значения оттенков и знаков, сформированных народом столетия назад. Создание каждого персонажа в аниме, сопряжено с длительной интеллектуальной работой и приравнивается в самой Японии к искусству, так «Тетрадь смерти» была признана Министерством культуры Японии одной из лучших манго всех времен.

Большое внимание сценаристы уделяют внутреннему душевному состоянию: принятию судьбоносных решений, переживаниям любви и утраты. Часто в сценарии можно встретить сюжет отражающий трагедию в жизни человека, неоднозначность и непредсказуемость в судьбе. А также общечеловеческим аспектам в жизни таким как — дружба, любовь, предательство, смена привычного социального окружения, переживание смерти. Именно данные вопросы встают в подростковом возрасте достаточно остро, когда появляется необходимость переосмысления родительских установок и детского взгляда на мир. Если мы посмотрим, как изображены герои аниме, то будет заметен явный контраст, где персонажи дети решают не детские задачи и проблемы, а многие персонажи изображенные, как взрослые ведут себя по-детски. Истинные взрослые — скорее второстепенные герои, основной драматизм сюжета сосредоточен на смешении добра и зла, любви и ненависти. Часть критиков отмечает, что сюжеты аниме ближе по структуре к постмодерну, где главное показать наличие явления, а не внести смысл.

Структура сюжетов аниме является  многослойной и наполненной символикой. Часть подростков видят в содержании не просто отражение проблематики взросления, но и динамику раннего травматического опыта, которая, возможно, закладывается в сюжет за счёт бессознательного желания создателя перенести как собственный травматический опыт, так и коллективную травму самой Японии. Данная группа подростков, присоединяясь к сюжету, погружается в переживания, вызванные собственной травмой без возможности интеграции в новый опыт. Именно — эта группа подростков наиболее часто оказывается на грани суицида и привлекает негативное внимание со стороны СМИ и родителей так 20 января 2021 года Судья Колпинского районного суда Санкт-Петербурга Дмитрий Никулин по требованию прокуратуры запретил распространение аниме «Тетрадь смерти», «Токийский гуль», «Эльфийская песнь» и «Инуяшики», опубликованных на нескольких сайтах. Сам запрет касается конкретных интернет-платформ, где эти ленты выложены в общий доступ и их могут посмотреть дети. Представители прокуратуры отмечают, что под запрет попали не сами сериалы, а именно сайты, где просмотр картин доступен неограниченному кругу лиц, в том числе и детям. В самой Японии данные сериалы имеют ограничения «R-17», в России, как правило, стоит маркировка «16+». Я не зря внесла данную информацию в плоскость обсуждения темы Аниме и Подростки. Сами названия аниме-сериалов и запрет на распространение, в большинстве случаев, ассоциируются у родителей с чем-то страшным и разрушительным для подростка и приводящим к суициду. Если исходить из психологической работы, то можно заметить, что только небольшая часть подростков погружается в травматический пласт сюжета и первопричина, по которой подросток испытывает эмоциональные трудности, лежит в иной плоскости, нежели сюжет аниме. Обращаясь к теме психологической травмы, стоит затронуть теоретические аспекты проблемы.

Травма сопряжена с переживаниями, приносящими душевную боль и страдание. А. Лэнгле писал о том, что событие становится травматичным за счет ужаса, испытываемого человеком, т. к. в момент травматического события рушится базовое восприятие жизни. Травма соизмеряется с неотъемлемым устройством бытия. Но в тоже время травма наделена потенциалом рождения в ней экзистенциального и личностного смысла.

В.В. Ковалёв выделил следующие психотравмирующие факторы:

1) шоковые психические травмы (нападение животного, появление чужого, удар грома);

2) психотравмирующие ситуации относительно кратковременные, но психологически очень значимые для человека;

3) хронически действующие психотравмирующие ситуации, затрагивающие основные ориентации личности (семейные конфликты, противоречивое и деспотическое воспитание и т.д.);

4) факторы эмоциональной депривации (недостаток ухода, заботы, ласки и т.п.)

Дональд Калшед пишет о травме следующее: психотравма вызывается не только внешними событиями, но и организует внутреннюю работу психики. Травмированная психика начинает травмировать сама себя – воссоздает повторный травматический опыт.

Интересно то, что для одних травма становится источником переосмысления жизненных ценностей, а для других невозможностью дальнейшего роста и становления. Большинство исследователь феномена психологической травмы, обращают внимание на возраст, в котором человек столкнулся с травматическим опытом. Работа детского аналитика часто сопряжена с необходимостью соприкасаться и прорабатывать ранние травмы, активизирующие архетипические защиты.

Далее я буду опираться на концепцию Д.Калшеда представленную в его книге «Внутренний мир травмы: архетипические защиты».

Калшед описывает пациентов с ранней травмой следующим образом: «Это были индивиды, которых можно было бы назвать «шизоидами».  Имея в виду то, что травматические переживания, испытанные ими в детстве, были слишком интенсивными для их чувствительности и направили их дальнейшее развитие внутрь. Внутренний мир, в который они так часто уходили, был детским миром, и он, отличаясь богатством фантазии, нес на себе печать тоски и меланхолии. Такие пациенты, находясь в этом, похожем на музей «убежище невинности», цеплялись за остатки своих детских магических переживаний, которые хотя поддерживали их, но не развивались вместе с другими частями личности». Данное описание касается взрослых клиентов, с которыми работал Калшед, но оно во многом подходит и для описания части подростков, с которыми я работаю, а именно, существует ярко выраженная категория детей 12-16 лет, которая характеризуется шизоидной акцентуацией личности. У них отмечается высокий уровень ранимости и чувствительности во внешних контактах, общий фон настроения снижен, явное проявление грусти или печали. Но вот что мне показалось интересным, большинство из них буквально преображались и начинали активно рассказывать о своих любимых сюжетах из аниме, многие герои мультфильмов становились главными участниками снов, фантазий, творческой активности.

Достаточно наглядным является сон, переросший в фантазию, девочки подростка 14 лет. В его основе лежит сюжет мультфильма «Токийский гуль»

Сон-фантазия.

Болото. На его середине стоит розовый дом, в котором живут девушка и юноша. Юноша отправился в город, где его встретил Урод-мужик и стал оскорблять юношу. Юноша не стал конфликтовать с Уродом и вернулся к себе домой. Но Урод выследил юношу. Подкравшись к дому Урод позвонил в дверь и нырнул в болото чтобы спрятаться. Юноша открыл, но никого не обнаружив, стал обходить дом вокруг, в этот момент Урод выскочил из болота и запрыгнул на юношу сзади обхватив его торс и шею наподобие гигантской лягушки. Началась борьба, в ходе которой Урод вонзил в шею юноше шприц с розовой жидкостью. Юноша стал как будто пьяным от наркотиков, он вошёл в дом и упал. Когда юноша очнулся, то заметил, что один его глаз стал наполовину черным, наполовину красным, он понял, что обрёл сверхспособности.

Эпизод второй.

Юношу поймали для экспериментов, привязали к столу в металлической комнате, где мучили и извлекали органы. В этом моменте клиентка либо засыпает, либо останавливается.

Эпизод третий.

После издевательств юноша изобрёл броню, его больше не смогут поймать и причинить боль. В этой броне вживлены лезвия, и он ими бросает во врагов. Если их вытащить из него, то будут кровавые следы в теле, как раны. Хотя они для него безвредны и быстро заживают.

Ссылаясь на Юнга Д. Калшед пишет, что «Диссоциация как психологический защитный механизм позволяет человеку, пережившему невыносимую боль, участвовать во внешней жизни, но за счет больших внутренних затрат. Внешнее травматическое событие прекращается, и связанные с ним потрясения могут быть забыты, однако психологические последствия продолжают переполнять внутренний мир, и это происходит, как показал Юнг, в виде определенных образов, которые образуют кластер вокруг сильного аффекта, названного Юнгом «чувственно окрашенным комплексом». Эти комплексы имеют тенденцию вести себя автономно, как пугающие «существа», населяющие внутренний мир; они представлены в снах в образах атакующих «врагов», ужасных злобных зверей, и т. п.»

Калшед утверждает, что последующее изучение пациентов, страдающих так называемыми «диссоциативными расстройствами», показало, что этот процесс, посредством которого между различными частями психики разрываются связи и части «расходятся» прочь друг от друга, не является пассивным и доброкачественным. Напротив, диссоциация, по-видимому, в значительной степени связана с агрессией. Диссоциация сопряжена, как представляется, с активной атакой одной части психики на другую ее часть, словно нормальные интегративные тенденции психики насильственным образом прерываются.

При ранней психологической травме всегда имеет место быть нарушение  процесса символизации. Это происходит тогда, когда связь между телом и разумом нарушает способность придавать форму эмоциональному опыту, а недостаток символического мышления проистекает из чувства базисной катастрофы, в отношениях младенца и матери. У девочки подростка, чей сон-фантазия была представлена выше, в основе травмы лежит депрессия и, как следствие, эмоциональная отстраненность матери. Забота о ребенке хорошо осуществлялась с физиологической стороны, но личный контакт матери и ребенка был явно нарушен. Так в возрасте 10 месяцев девочка находилась на попечение няни, а матери было проще вернуться в работу, чем осуществлять уход за ребенком и поддерживать эмоциональный контакт. Ребенок был лишён необходимого  контейнера, который, по мнению Фордхама, должен защитить от архетипических ожиданий и болезненного рождения сознания. Важно отметить, что те внутренние и внешние аффекты, которые ребенок должен выдержать с помощью матери и переработать благодаря процессу символизации, не интегрируются. Это приводит к расщеплению, в основе которого лежит отчаяние и чувство преследования. Младенец перестаёт воспринимать внешнюю реальность, как существенную. Если возвращаться к представленному кейсу, то первой защитой ребенка стала соматизация, с последующей изоляцией.

Интересен тот факт, что именно сюжеты фильмов аниме ложатся в основу фантазийного мира таких подростков.

Травма уходит в глубину бессознательного, соприкасаясь с архетипическими образами, естественное стремление психики к исцелению вытесняет травму в личное бессознательное, подталкивая индивида на поиск новых смыслов. Если у человека на протяжении его взросления нет возможности интегрировать травму через процесс соединения аффекта, символизации и языка в личную повествовательную историю, то она сопровождает личность, как не упокоенный призрак, не обретая новую форму осмысления и не оставаясь в прошедшей личной истории, о которой можно рассказать. Фильмы аниме – это всегда повествовательная история, которая соединяет символизм и аффект. Травмированный человек видит в этом возможность интеграции, что осуществимо при наличии надежного контейнера. Данный процесс происходит в аналитической работе и именно аналитик, может стать такой фигурой.

В контексте данной конференции особо хочется отметить реакцию данных подростков на события, связанные с пандемией, начавшейся в 2020 году. Они не испытывали дискомфорт из-за необходимой изоляции. Возможность не ходить в школу, перейти полностью в онлайн — скорее радовала, чем огорчала. Но телесный компонент в жизни таких клиентов стал проявляться следующим образом: если до пандемии большинство утверждало, что их тело живёт своей жизнью или, то, что они его не чувствуют, т.к. есть только думающая голова, то во время вынужденной изоляции большинство стало выражать чувство тоски по контактам с людьми. В частности, девочка-подросток, чей сон представлен выше, сказала следующую фразу: «Мне не хватает живых глаз». Второе наблюдение касается того, что подростки, имеющие раннюю травму, чаще испытывали страх перед болезнью, который не поддавался рационализации, а скорее носил характер тревожащей фантазии о тотальном уничтожении всего человечества и его самого, в частности. Исходя из этого, можно заключить, что подростки, имеющие раннюю психологическую травму, тяжелее переносят события, сопряженные с внешними, травматическими изменениями.

 

Литература:

  1. Аникин Д.А., Коллективные травмы как предмет memory studies: специфика российского дискурса // Studia Humanitatis. 2020.  – № 4
  2. Калшед Дональд, Внутренний мир травмы: архетипические защиты личностного духа. М.: Деловая книга, Академический проект, 2001.  – 368 с.
  3. Петрова Е.А., Феномен психотравмы: теоретический аспект // Вестник новгородского государственного университета. 2013. – №74, Т.2 С. 89–91
  4. Решетников М.М., Психическая травма. СПб.: Восточно-Европейский институт психоанализа, 2006 – 322 с.