Архетип Тени в условиях травматизации – выборы, соблазны и ловушки
В статье «Umbra Mundi: Covid-19» (Тень мира: Ковид 19) (1) повествуется об интервью с Мюрреем Стейном о начале пандемии. Вёл интервью Роберт Хендерсон. Сразу же читаем, что термин «пандемия» содержит слово «пан», (2) подчёркивающее связь целого, и напрямую связанное с противоположностью юнгианской концепции «Anima Mundi», то есть «Umbra Mundi» (3).
Хотя обычно мы думаем об «Anima Mundi» как о любовной связи, которая связывает всех людей мира друг с другом, в случае Ковида 19 эта связь, наоборот, создает черную тень, «которая нависает над нами и заражает также нашу психическую жизнь», распространяясь по земному шару, как солнечное затмение.
Существует алхимический термин для этого затмения, на который Юнг часто ссылается в своих исследованиях по алхимии, как известно — «нигредо» (4).
Исходя из юнгианских концепций «Anima mundi» и «Umbra mundi», Мюррей Стайн
рассматривает тень мира как своего рода «архетипического двойника», как первое условие, которое следует рассматривать в качестве «божественной части материального космоса». Следовательно, «Umbra Mundi» может быть рассмотрена как темная сторона Бога, которая, как архетип, может заразить все человечество и даже, пожалуй, уничтожить его (5).
Понятие «Аnima mundi» было впервые определено, на основе архаичных мифов, философами-платониками (6) для обозначения жизнеспособности природы в качестве единого живого организма, представляющего принцип, объединяющий другие организмы: они, фактически дифференцируясь в соответствии со своими индивидуальными особенностями, на самом деле связаны друг с другом общей универсальной Психе.
Таким образом, «Anima Mundi» представляет собой объединяющий принцип сложности космоса. Но Юнг также видел в нём психическую целостность, баланс сил и точку связи с коллективным бессознательным. Бессознательное, по его мнению, имело подобную коннотацию, как бы одну общую реальность, способную объединить индивидуальные психические реальности (7).
Хиллман, со своей стороны, открыто заявил, что «психика как душа мира, сначала стоическая, а затем неоплатоническая, существует с тех пор, как существует сам мир, и поэтому другая задача психологии состоит в том, чтобы
прослушивать самую психику, говорящую через все вещи в мире, восстанавливая ее таким образом как место для души и принадлежащее самой душе» (8).
«Anima Mundi», таким образом, связана с «Atmosphaera Mundi» (9), атмосферой,
которую сегодня, из-за пандемии, можно определить только как «сюрреалистичную».
Она, предъявляя себя крайне иррационально, создаёт измерение, выходящее за рамки чувственной реальности и трансформирует последнюю — в другую, очень часто непонятную реальность (10); «Тень мира», согласно Юнгу, затем активирует и индивидуальную тень, «темную сторону личности» (11), «все, что человек не распознаёт и что, однако, прямо или косвенно, неустанно преследует его, как, например, малозаметные черты характера или другие несовместимые тенденции (…), которые должны быть интегрированы в личность, чтобы избежать проекций на окружающий мир» (12).
Для Хиллмана, который выходит за рамки концепций Юнга, тень —
это не только «то, что оставляет после себя эго, созданное им самим посредством его
света, не только моральное отражение, вытесненное или извращенное, которое должно бы быть интегрированные в психику (…) Но это сама субстанция души, внутренняя тьма, которая тянет нас вниз — из жизни и держит
нас в неумолимом контакте с подземным миром (…). То, что происходит в жизни «я», —
это просто отражение нашей глубочайшей сущности, которая содержится в тени» (13).
Вернувшись к «Umbra Mundi», в своем исследовании «Transformations of Imagination in the Healing of Our Personal and Collective Trauma» (Трансформации воображения в исцелении нашей личной и коллективной травмы), представленном на семинаре у «New York Center for Jungian Studies» (Нью-Йоркском центре юнгианских исследований), Дональд Калшед заявляет, что «одно событие, пугающее и травмирующее, как нынешняя пандемия, отбрасывает на
землю смертоносную тень — а точнее «Umbra Mundi» — сталкивая нас с реальностью, которая воздействует на наше воображение. Пытаясь разобраться в этом, казалось бы, бессмысленном событии, наше воображение может поддаться
апокалиптическим страхам и тревогам. Если человеческое воображение захвачено
страхом, оно может привести к затемненным альтернативным реальностям и убеждениям, которые мы называем психологическими защитами» (14).
Дональд Калшед, в течение многих лет исследовавший защитные механизмы пациентов с травмами в раннем детстве, считает, что нынешняя пандемия коронавируса представляет собой серьезную травму для коллективной психики, которая активирует «целый арсенал культурных защит», серьезно угрожающих нашему здоровью, ослабляющих наш контакт с реальностью, именно также такая же серьёзная травма поражает ребенка. По мнению американского ученого, единственный способ справиться с травмой пандемии — это сохранить фантазию и превратить её в творчество, даже в период серьезной угрозы для жизни человека, даже если это может потребовать определенных типов эмоциональных навыков или эмоционального интеллекта. В конце концов, всё это можно активировать только через истинно эмпатические отношения (15).
Обладая невидимостью, универсальностью и сверхъестественностью, с его » mysterium tremendum et fascinans» (чудовищной таинственностью и захваченностью), как пишет Мюррей Стайн, ссылаясь на основные характеристики «Тени мира», вирус создает ужас и панику, распространяясь по всему миру. Он, будучи невидимым, поражает непредсказуемым образом и препятствует реальному и эффективному контролю над его распространением, с активацией сильной тревоги в коллективной психике.
Единственной терапией от эмоционального паралича могло бы быть использование индивидуального и коллективного творчества во всех возможных и уже признанных формах (16).
Пандемия коронавируса, поражающая все человечество, в статье Мюррея Стайна (17) «Эмоции во время коронавируса», вернула символическое выражение «черного лебедя», обычно используемого для обозначения внезапного и неожиданного глобального события, которое, как и в случае с Ковидом-19, может производить катастрофические последствия. Черный цвет, почти во всех случаях, приобретает отрицательное значение, в частности, болезни и смерти, заговора враждебной страны (Китай) и, с символической точки зрения, весьма угрожающей Тени, рассматриваемой как темная сторона Природы, Великой Ужасной
Матери, о которой говорил Нойман (18). Она склонна восстать против неуважения со стороны человека, который на протяжении последних десятилетий разрушал её.
Мюррей Стайн видит тень вируса как «Sol Niger», архетипический образ миниатюры n. 19 алхимического трактата «Splendor Solis». Sol Niger, как пишет американский юнгианский ученый, «похоже на солнечное затмение … чей алхимический термин (…) — нигредо. То есть солнце покрытое тенью смерти». Но оно представляется также «как фаза … которая намекает на начало значительной трансформации. Нас просят пройти через долину смертной тени. (…) В общем, сделать первый шаг означает полностью войти в состояние «замешательства» с твёрдым намерением задать вопрос «где я?». Человек оказывается в чем-то похожем на темный лес, как Данте в начале своего путешествия в ад. Мы ищем путь назад, некий выход, что-то стабильное, что-то, на что мы можем рассчитывать, что дает свет, надежду и ориентир. В этом темном месте царит тревога, иногда граничащая с паникой, и часто возникает ощущение неминуемой катастрофы, если путь не будет найден … причем, быстро» (19).
Но и катастрофа, и смерть символически представляют собой изменения (даже
драматические) и предшествуют возрождению. Таким образом, черное солнце может также представляться возможностью для спасения, развития нового образа жизни, хоть и через страдания. Фактически, как вспоминает французский ученый Жан-Марк Вивенца: «В древних мистериях, Sol Niger, лишенный света, видимый обычными чувствами, напоминает обряд посвящения, посредством которого человек попадает в потусторонние миры. Как естественное Солнце достигает своего пика в полдень, так и в полночь сверхъестественное Солнце становится видимым для глаза души, его черный цвет указывает на стадию, предшествующую его проявлению, а сила его еще не раскрывается полностью» (20).
В состоянии, в котором мы сейчас находимся, разделение психических аспектов, связанных со страданием, необходимо для психического выживания. Нисхождение во тьму индивидуальной тени заставляет активизировать «Тень мира», которая, благодаря синхроничности, может быть рассмотрена как серьезная возможность восстановить, помимо индивидуальной энергии, также и энергию Природы, космическую энергию, обычную «Аниму мира». Она в настоящее время в большом дефиците! И этот вызов особенно важен в момент смятения и сумеречности, незащищенности, неопределенности, как говорит Стейн, «вечерней тени» (21).
Вечер на латыни это «vesper», термин, который также встречается в итальянском термине «pipistrello» («летучая мышь»), происходящем от латинского «vespertilio».
Это животное становится активным по вечерам, символически представляя
регресс, ограничивающий движения, высвобождающий страх. Это отличает не только онтогенез, но и филогенез человека.
Архетип летучей мыши, единственного млекопитающего, способного летать,
разбросанного по многочисленным колониям во всей земле, (…) ночное животное, которое ориентируется, излучая и получая ультразвук посредством эхолокации (…), — это то, что поразило мир, вызвав пандемию коронавируса.
Однако летучая мышь также является двойным символом, как и все символы, связанные с архетипами. Он, с одной стороны, обозначает счастье, долголетие, богатство на Дальнем Востоке и, с другой стороны, разрушение жизни в технологических обществах, сосуществующих бок о бок с голодающим населением.
В древних культурах Латинской Америки летучая мышь почиталась как посредник богов, она была светом у майя, воплощением подземных сил и божеством смерти. В Африке это положительный образ из-за его способности к ночному зрению, но, в то же время, отрицательный, как враг света. В Австралии это создатель воды и жизни, которая в ней живёт. В алхимической традиции это был андрогин, крылатый дракон, олицетворение демонов с крыльями. В некоторых германских произведениях искусства, образ летучей мыши, вместо этого, представлял зависть, активизирующуюся во тьме и избегающую света. Но, более всего, это промежуточное существо, которое не смогло развиться до более высоких уровней, однако уже поднялось с более низких уровней, представляя неудавшуюся духовную эволюцию.
Летучая мышь, как резервуарный (промежуточный) хозяин — термин, используемый в биологии для обозначения места, где микроорганизм растет и размножается в ожидание объекта для заражения. Он хорошо подходит для выражения тем, которые наше коллективное сознание оставило в тени, часто преследуя тотальное, неизбирательное разрушение и игнорируя духовное измерение вообще, хотя оно обязательно сопровождает всякоe существование. Наша способность впадать в жесткое одностороннее видение является предвестником патологии (21).
В биологии зооноз определяется как любая инфекция животных передающаяся человеку. Факт, который, кажется, подтверждает древнюю дарвиновскую истину, а именно, что человеческий вид — это вид животных, неразрывно связанный со всеми остальными видами. Таким образом, инфекционные заболевания представляют собой своего рода естественный клей, связывающий одного человека с другим и один вид с другим — в сложных сетях, в определенных экосистемах, нарушая их естественный образ жизни. Точно так же, как коронавирус, который, как написано в предисловии 2020 года к популярному, до пандемии, эссе под названием «Spillover», «Распространение — эволюция пандемий», влияет на человечество в одном из его самых ценных аспектов: в контакте, близости, чувственности, защите, привязанности, короче говоря, на все человеческие отношения и социальность в целом (22).
Это архетипическое измерение, согласно юнгианскому видению, которое, кажется,
компенсирует многие нарциссические дрейфы современного общества. Энантиодромия возвращает нас к рассмотрению другой стороны нашей жизни, забытой и удаленной.
Заражение всегда связано с привязанностью, которая активируется и активизирует сознательную часть. В массовом заражении активизируется еще больше сил, как и предполагает этимология слова «вирус». Это слово связано с индоевропейским корнем «вис», что означает «быть активным, агрессивным»; от этого корня происходит санскритское vis-âs = яд и латинское virus = яд. «Вирус» для латинян обозначает просто сознательную часть.
Но еще более отдаленное значение этимологии, происходящее от общих
индоевропейских корней, также связывало с этим словом значение «агрессивный».
Фактически, вирус имеет корень vir, поэтому обозначает мужчину, человека агрессивного. Таким образом, вирус является агрессивным ядом, патогеном неклеточного, даже доклеточного характера и лишенным собственного метаболизма, который, однако, внедряясь как паразит в клетки животных, растений или бактерий, изменяет их генетический материал, производит белки, повреждающие клеточную целостность.
Тень угрожает, как физически, так и психически, зараженным, подрывая их
настроение, меняя поведение и, как мы читаем в «Spillover», «нарушая взаимную
терпимость (…), равновесие, навязывая новые отношения». Попав внутрь незнакомого организма, вирус может превратиться в безобидного пассажира, легкую неприятность или библейскую чуму. Это зависит от разных причин» (23).
Выборы, соблазны и ловушки
Давайте рассмотрим некоторые коллективные условия чрезвычайной ситуации, связанной с Ковидом 19. Её психологические последствия в основном зависят от серии потерь, таких, например, как утрата предсказуемости знакомого мира, утрата чувства безопасности, связи с другими, чувства привычного течения времени, прежнего смысла жизни. Эти потери создают ощущение «оцепенения» (numbing out), формируют психическую анестезию ко всему, что может вызвать эмоциональный отклик, а также порождают «отстранение» (spacing out), т.е. дистанцирование, часто фобического типа (24).
Мы хотели бы вкратце сосредоточиться на этимологии термина «травма», используемого в клинической психологии для обозначения подавляющего воздействия негативного стимула на ресурсы совладания каждого человека.
Слово «травма» происходит от греческого глагола «titròsko», что означает «пронзить, разорвать, повредить», и, следовательно, содержит неявную ссылку на воздействие шока на весь человеческий организм, что также подтверждается психологией и психосоматической медициной. Психологическая травма — это событие, которое в силу своих характеристик, если оно серьезное или даже очень серьезное, не интегрируется в индивидуальную психическую систему, угрожая навсегда разрушить психическое единство. Как известно, травматический опыт может фактически оставаться отделенным от остальной психической жизни, вызывая симптомы, которые могут сохраняться во времени с последующей активацией у индивидуума защитных механизмов, агрессии или бегства.
Все условия, которые были связаны с пандемией коронавируса почти во всех странах мира, например, изоляция, карантин, все более тревожные и пугающие новости об инфекциях и смертях, полное изменение образа жизни людей, породили, помимо предсказуемой коллективной травмы, также индивидуальные травмы различной степени с серьезными последствиями для жизни людей всех возрастов.
В статье «Преодоление предела: сдерживание за пределами пандемии» мы читаем, например: «Каждая изоляция делает человечество все более подозрительным и недоверчивым, иначе и быть не может: в прошлом году мы научились все более и более дисфункциональным способом изолировать сами себя, чтобы оставаться дома, в одном пространстве, которое мы ошибочно считаем единственным безопасным и надежным. Мы все чаще и чаще смотрим на возможности контакта с другими людьми с большим страхом, и это неизбежно оставит неизгладимый след во всем сообществе и, в частности, на социальных отношениях. Одиночество, страх того, что ничто не вернется назад, что уже не будет как прежде, боль потери экономической безопасности и особенно утрата близких — это драма, в которой каждый из нас жил и продолжает жить из-за пандемии и которая создала состояние постоянной усталости и психологического стресса, порождающего сильнейшую дестабилизацию и крах уверенности.» (25).
Что касается изоляции и особенно тех её аспектов, которые могут быть связаны с Ковидным и постковидным периодом, то это порождает новые выборы, соблазны и ловушки. На мой взгляд, есть условие, которое связывает все три её аспекта, а именно, самоизолированное поведения, при котором социальное дистанцирование вызвано не пруденциальными (профилактическими) правилами или медицинскими причинами, а травматическим выбором (некоторых) субъектов, особенно опасающихся возвращения к нормальной жизни, с последующим усилением интроверсии и ее практической и виртуальной компенсацией, касающейся многих аспектов жизни, начиная с межличностного общения, переходящего к smart working, и заканчивая дистанционным обучением или другими более личными условиями.
Как пишет Роберт Меркурио в монографическом исследовании различных юнгианских авторов, посвященном пандемии Ковида: «Принудительная интроверсия играет плохую роль. Независимо от типа и энергетической ориентации человека, наша культура в основном экстравертная. Столкнувшись с одной проблемой, мы немедленно начинаем искать прагматическое решение путем вмешательства в объект или причину проблемы. Конечно, эту причину всегда представляют как внешний элемент, действующий независимо от нас. Границы обитания, навязанные нам кризисом коронавируса, ограничивают наши действия и подрывают наше желание действовать и взаимодействовать, поэтому мы ищем альтернативы. И когда мы исчерпали все различные замещающие действия — когда мы убрали дом сверху донизу, приготовили хлеб, пиццу и различные сладости, когда мы починили битое стекло и выполнили другую работу, отложенную на годы или, возможно, десятилетия, когда мы делали виртуальные аперитивы с друзьями и видеозвонки для родственников за границей — мы опять остаемся одни, только сами с собой» (26). И это создает боль, травму и принуждение к повторению.
Даже сегодня, через год после начала пандемии, и несмотря на многочисленные кампании вакцинации, все еще существует сильная тенденция избегать социальных отношений, причем уже не через навязывание властями, а путем индивидуального и коллективного выбора. Если он был первоначально обусловлен в основном страхом заражения, то сегодня в основном связан с полной неуверенностью в том, что правильно, а что нет, из-за постоянно поступающей неоднозначной и противоречивой информации.
Мы также начали вести себя, будто кто-то может представлять потенциальную опасность для нашего здоровья, и тем самым создали новую тревожную защиту, а именно собственную самоизоляцию, по своему выбору.
Если правда то, что человек, по Аристотелю, является «социальным животным», абсолютно неспособным жить изолированно от других, если отсутствие отношений не позволяет нам развивать личную идентичность и разум, то ситуация связанная с Ковидом подтолкнула нас к тому, чтобы все больше отдаляться от соплеменников, а также стала препятствием для рациональной, прагматичной и научно ориентированной способности решать проблемы после их качественного исследования, делиться личным опытом и моментами общения с другими.
По словам Роберта Меркурио, «с пришедшей пандемией и изоляцией иррациональная и инстинктивная магма, которую мы несем с собой с самого начала появления человечества, оказалась простимулирована и возбуждена также внутренней изоляцией, безусловно, не способствовавшей психическому равновесию людей, насильственно расшатанному в условиях отстраненности и социальной фобии.» (27).
Об этом также говорится в статье, опубликованной в феврале этого года английским научным журналом «The Lancet», в которой в ясной и тревожной форме описываются психосоматические симптомы, обнаруженные во всех странах мира в годы пандемии: от нарушения сна и ритмов питания до психических расстройств, таких как тревога или панические атаки, связанных с посттравматическим стрессовым расстройством, а так же обсессивно-компульсивных расстройств, проблем с пищеварением и депрессивных симптомов, способных длиться ещё до трех лет после окончания пандемии (28).
Как предупреждают юнгианские ученые Мара Брено и Диего Фриголи в своем исследовании «Коронавирус: травма или пробуждение глобального разума?», впервые с психологической точки зрения мы можем рассматривать человечество как единый субъект, который одновременно переживает те же чувства, те же эмоции и, более того, по одним и тем же и одинаковым причинам, чтобы себя изолировать.
Результатом является запуск глубокой архетипической динамики, которая становится видимой в процессах бессознательного и между бессознательным и сознанием и создает опасность глубоких психических расщеплений » (29).
В наихудших фазах пандемии появление противоречивых проявлений (с одной стороны, сознательное усиление слов «все будет хорошо», а с другой — бессознательное устранение «страха смерти») фактически заставило нас задуматься об изначальном архетипе Великой Матери, которая объединяет в себе положительные и отрицательные атрибуты и чье действие и проявление тем сильнее, чем сильнее связь противоположностей внутри нее. Но все это стало возможным при условии, если это принадлежит только сознанию и не способно различать крайности (30).
В отсутствие внешних «миров», в которых можно было бы выразить различные аспекты себя, с приостановлением или исчезновением границ, определяемых расписаниями или обязанностями, люди оказывались «в ловушке». Они подолгу находятся в домах, слишком часто «переполненных и шумных» из-за присутствия членов семьи, так же не имеющих возможность продолжать свою деятельность вне дома. Следовательно, сами дома утратили символическое значение священного «теменоса» — определение, которое, как пишет Юнг в «Психологии и алхимии» (31), древние греки приписывали священной и неприкосновенной области, часто святилищу, закрытому забором, внутри которого можно было укрыться с уверенностью, что нельзя быть убитым или захваченным, именно потому, что это было священное место (32).
Мария-Луиза фон Франц в своем эссе «Толкованные сказки» напоминает, что, помимо разграничения священного места, «теменос» отделял то, что должно было быть сохранено и сакрализовано, от того, что было собственно языческой природой, облегчая её признание и уважении, благодаря сверхъестественным местам (33).
Потеря многих домов в архетипическом измерении «теменос» на этапе, когда Ковид вот-вот может быть побежден вакцинами, превратит их в символический эквивалент пещер, тем самым отдавая предпочтение «regressus ad uterum», выражению, которое является часто используемым в обрядах инициации для обозначения символического возврата к определенному изначальному состоянию коллективного бессознательного. Образ пещеры как символа и в то же время универсального архетипа, по сути, заключает в себе множество значений с конкретными и разными коннотациями и встречается в различных сферах культуры, таких как сакральный символизм, философия и психология. «Regressus ad uterum» также представляет собой спуск в ад — чтобы достичь нового рождения, бездны, из которой возникают опасности и непредвиденные события, и, опять же, смерть, гроб и представление мира (пещера фактически содержит в себе небо и землю), естественное убежище, полость матки, околоплодные воды, но также и дом – всё это выражения, которые, относятся к большему и объемному значению, то есть к полости, матриксу и матери (34).
В текущий период новый субъективный или коллективный выбор может быть результатом соблазна сбежать от реальности, которая воспринимается как опасная из-за травмы изоляции и других условий, связанных с карантином. Таким образом, регресс преобразуется в новый защитный механизм (который включает в себя выбор, соблазнь и ловушку), связанный с избеганием и риском физического и психологического заражения, в данном случае в рамках невротических и психотических состояний из-за пандемии.
Травматический выбор преобразования изоляции из-за локдауна в постоянное одиночество, даже без обязательств, налагаемых карантином, очень присутствует в снах пациентов (а также в их рассказах во время сеансов). В них изоляция и одиночество буквально воплощаются в образе острова, «который воспроизводит феномен травматической природы и часто остается на подсознательном уровне, ищет адекватного представления, или, в качестве компенсирующего аспекта, говорит о необходимости восстановления, овладевания своим внутренним и внешним пространством» (35).
Поэтому острова часто представлены в компенсирующих снах как ограниченная психическая территория, часто неизвестная. Там можно найти убежище и восстановить силы, найти баланс между внутренним и внешним миром и удовлетворить желание обретения хоть и примитивного, но защищенного места, где можно выразить свою уникальность, вернуть смысл своего существования. Это изначальное психическое место, возникающее из глубин бессознательного тогда, когда сновидцу нужно справиться с внутренними эволюционными проблемами и когда ему нужно найти мотивацию, силу и мужество.
Я кратко представлю сон молодой пациентки, ставшей жертвой панических атак, связанных со страхом заразиться Ковидом и заразить членов семьи. Она начала в конце дня употреблять алкоголь, чтобы оглушит себя и не думать о ни о чем происходящем вокруг:
«Я плаваю посреди моря и чувствую, что мои силы на исходе. В какой-то момент я вижу то, что мне кажется всплывшей сушей и с последними силами плыву в том направлении, пока море не вынесет меня на берег.
Я вижу очень высокие пальмы и чистое небо. Я чувствую, что больше не хочу возвращаться в Милан, что этот остров — мое место. Теперь я больше не завидую Робинзону Крузо, напротив, я думаю, что чтение романа поможет мне организовать себя так, как будто я за всю свою жизнь ничего другого не делала, как только собирала ветки и листья, чтобы строить хижины».
Остров появляется в мире сновидений пациентки, как символ счастья и передышки от трудностей, как убежище в утробе матери, а также как символ бегства от реальности и более или менее протяженная дистанция от нее; один символический полюс острова фактически представлен убежищем и защитой, другой — разделением, дистанцированием от реальности, недостижимостью.
Архетип острова обладал способностью восстановить творческую часть сновидицы, жизненную силу и уверенность в себе, которые были утрачены из-за тревоги и депрессии из-за невозможности жить в соответствии со своим собственным стилем и своими собственными модальностями.
Но regressus ad uterum, который может способствовать защитному сдерживанию в моменты сильного психического или экзистенциального стресса, не должен, однако, длиться слишком долго. Иначе он угрожает опасной диссоциацией или столь же опасным бегства от реальности, как также подчеркивает Магда ди Ренцо, делая вывод, что это индивидуальная и коллективная задача — смотреть в лицо реальности как таковой ответственно и по-взрослому, пытаясь, если возможно, изменить ее или, если это не так, принять ее, не отказываясь от своих личных моментов, в соответствии с лучшими юнгианским уроком» (36).
Заключение
В социологическом исследовании «La flamme d’une chandelle», посвященном исследованию значения того «необыкновенного языка огня, который трепетно и одиноко сияет на вершине свечей» (37), Гастон Башляр утверждает, что все великие отрицательные явления которые влияют на человечество, такие как, например, войны, землетрясения или эпидемии, обычно обладают способностью блокировать человеческое воображение, что затрудняет или делает вообще невозможным обработку травм, вызванных самими катастрофами (38). Воображение означает следующее: «Это та функция, которая позволяет нам по-разному относиться к «неизвестному», столкнувшись с тенью в нашей психике, помогает нам выбраться из страданий реальности и позволяет контактировать со здоровыми ресурсами, которые стимулируют нас в трудные минуты » (39).
Пандемия Ковида-19, которая, хотя и меняется в последние месяцы, все еще сохраняется во многих странах мира. На самом деле она вызвала настоящую одержимость рациональным мышлением — в ущерб фантазии и воображению, что в лучшем случае уйдет со временем. Однако нам самим надо восстановиться, если мы намерены вернуться к реальности и образу жизни, который больше не будет фобическим, или избегающим. «Было бы поистине великолепно», — утверждает Башляр, — «если бы огонь, сияющий в глубинах каждого из нас, не был потушен ледяным дыханием смерти, но все еще тлел, скрытый под нашим пеплом, ожидая, чтобы его снова зажгли и погасили — ради способности устремиться вверх в буйстве искр.» (40).
Воображение также может помочь человечеству не быть «прометеями», не отрицать страх и теневые чувства, поможет превратить изоляцию в творческое одиночество, следовательно, в ресурс, основанный на опыте новых процессов познания себя и других, полученном во время Ковида. На самом деле нашей психике было бы необходимо проникнуть в самые ужасные и опасные глубины, чтобы обрести новое и более стабильное равновесие. Эта способность называется стойкостью, по итальянский «resilienza» — термин который происходит от латинского «resalio», глагола, обозначающего порой огромные усилия, чтобы вернуться в лодку, разбитую и опрокинутую стихией моря.
Психотерапия активирует способность переносить неизвестность, что оказывается величайшей трудностью для человечества. Она облегчает процессы воображения и трансформации драматического опыта, такого, например, как пандемия, в возможности для еще более широкой трансформации сознания на коллективном уровне (41). Фактически, как утверждает Мюррей Стайн: «На более глубоком уровне должна происходить трансформация коллективного бессознательного, и поэтому появление Umbra Mundi можно рассматривать как синхронистичную и очень подходящую в этом отношении возможность» (42).
В заключение мы приводим поучительные и благодарные слова Магды Ди Ренцо, которые я беру на себя смелость сделать своими собственными: «Я глубоко признательна юнгианскому духу, помогающему нам искать и находить новое тогда, когда никакой другой возможности уже не существует; по крайней мере, этот дух дает нам способность признать и принять свой страх, бояться — и начинать прямо с этого, чтобы найти новые формы и образы для отображения опыта, которые однажды приведут к нас к новому повествовательному сюжету, к новому видению нашей истории. Я более чем уверена, что так это и произойдет» (43).
ПРИМЕЧАНИЯ
1) “Umbra Mundi: Covid-19 e l’Ombra del mondo. Intervista a Murray Stein, analista junghiano”, https://www.it/2020/04/11/psicologia-covid-19-coronavirus-umbra-mundi-murray-stein-intervista/ “Interview with Murray Stein for Pacifica Graduate Institute”, https://www.pacificapost.com/interview-with-murray-stein
2) Там же
3) Там же
4) Там же
5) Там же
6) Calcidio, Commentario al Timeo di Platone (Testo latino a fronte), Milano, Bompiani, 2003.
7) C.G. Jung. Aion. Ricerche sul simbolismo del Sé, Torino, Bollati Boringhieri, 1982.
8) J. Hillman, L’anima del mondo, Milano, Rizzoli, 2001, p. 24.
9) Cfr. J.F Kasting, Cato, D. (MMIII), “Habitabilem evolutione planetae. Et annua Review of Astronomia Astrophysics; J.M Mercado,. “ Triticum compositionem et mutationes in atmosphaera. Scientia est International Dies”, в “Terra est scriptor atmosphaera, compositionem, stratis, munera”, https://la.warbletoncouncil.org/atmosfera-terrestre-4763.
10) M. Stein, “Emozioni al tempo del coronavirus. L’incontro con l’Ombra tra incertezza e resilienza” (7 Maggio 2020), https://www.psicologia-analitica-junghiana.it/emozioni-al-tempo-del-coronavirus-lincontro-con-lombra-tra-incertezza-e-resilienza/.
11) C.G. Jung, Aion, Ricerche sul simbolismo del Sé (1951), Torino, Bollati Boringhieri, 1997, p. 8.
12) C.G. Jung, Coscienza, inconscio e individuazione,1939, Torino, Bollati Boringhieri 1990.
C.G. Jung, Gli archetipi dell’inconscio collettivo, 1934/1954, Torino, Bollati Boringhieri 1990..
13) J. Hillman, 1979, Il sogno e il mondo infero, Mondadori, Milano, 1988, p. 57-8.
14) D. Kalshed, “Transformations of Imagination in the Healing of Our Personal and Collective Trauma”, seminar at New York Center for Jungian Studies, (Seminars and Studies Tours at extraordinary places and online, too), Monday, January 11 , 12:00–1:30 & 2:00–3:30 p.m
15) Там же
16) “Umbra Mundi”: Covid-19 e l’Ombra del mondo”, цит.
17) “Emozioni al tempo del Coronavirus”. L’incontro con l’Ombra tra incertezza e resilienza (7 Maggio 2020), https://www.psicologia-analitica-junghiana.it/emozioni-al-tempo-del-coronavirus-lincontro-con-lombra-tra-incertezza-e-resilienza/.
18) E. Neumann, La grande madre. Fenomenologia delle configurazioni femminili dell’inconscio, Roma, Astrolabio, 1981.
19) M. Stein, “Umbra Mundi”: Covid-19 e l’Ombra del mondo”, цит
20) — J.M. Vivenza, in https://it.wikipedia.org/wiki/Sole_nero_(alchimia)#cite_note-11. См. также J.M. Vivenza, Entretiens spirituels et écrits métaphysiques. Ontologie et ésotérisme, Grenoble, Le Mercure Dauphinois, 2011.
21) M. Stein, “Umbra Mundi”: Covid-19 e l’Ombra del mondo”, цит
22) D. Quammen, Spillover L’evoluzione delle pandemie, Milano, Adelphi, 2017, стр. 25.
23) Там же
24) “Babele, Speciale Covid-1”9, 2020, p. 20, в M. Di Renzo, B. Tagliacozzi, Sogni contagiati (Il dialogo coscienza-inconscio ai tempi del COVID-19), Roma, Edizioni Ma.Gi, 2020, стр. 24.
25) C. Melodia, “La maestria del limite: il contenimento oltre la pandemia”, in Babele, Rivista di Medicina, Psicologia e Pedagogia, Anno 2020 – Numero monografico Covid-19 – Edizioni Magi, стр. 33.
26) R. Mercurio, “L’immaginazione e la diversa visione del dopo”, Babele, numero monografico unico Covid 19, Riflessioni analitiche, attività terapeutica
ai tempi della quarantena e disegni dei bambini
27) Там же
28) R. O.Sullivan, B. Lawror, A. Burns, G. Leavy, “Will the pandemic refrain the loneliness and social isolation?”, The Lancet, February 14th, 2021.
29) M. Breno, D. Frigoli, “Coronavirus: trauma o risveglio di una Mente Globale?”, in Babele, cit. , p. 16
30) M. di Renzo, Il coronavirus nel nostro collettivo”, in Babele, cit., p. 6.
31) Jung, C.G., 1944, Psicologia e alchimia, Opere, vol. 12, Boringhieri, Torino, 1992, стр. 59-60.
32) Там же
33) M.L. von Franz., 1980, Le fiabe interpretate, Bollati, 2018, p. 75.
34) B. Tagliacozzi, “La scomparsa della socialità”, Babele, цит,, p. 24.
35) Там же
36) M. di Renzo, B. Tagliacozzi, Sogni contagiati (il dialogo coscienza -inconscio ai tempi del Covid 19), Roma, Edizioni Magi, 2020, стр. 34.
37) G. Bachelard, La fiamma di una candela, Milano, Edizioni SE, 2012 (La flamme d’une chandelle), P.U.F., Paris, 1961.
38) Там же
39) Там же
40) Там же
41) M. Stein, “Emozioni al tempo del coronavirus. L’incontro con l’Ombra tra incertezza e resilienza”, цит
42) Там же
43) M. di Renzo, B. Tagliacozzi, Sogni contagiati, цит